Если тебе когда-нибудь захочется найти человека, который сможет преодолеть любую, самую невероятную беду и сделать тебя счастливым, когда этого не может больше никто – просто посмотри в зеркало и скажи: «Привет!»
Ричард Бах
— Валька! Опять сачкуешь? – Рассерженный голос отца не предвещал ничего хорошего.
— Это как, пап?
— Как, как? Ты по сколько кружек воды должен влить под каждый куст?
— По две.
— А ты по сколько?
— По одной.
— То-то. Все ты торопишься. Еще нагуляться успеешь. Сначала доделай начатое до конца, как положено.
И Валька терпеливо шел между грядок по второму кругу.
Алюминиевая кружка – неотъемлемый атрибут его работы. А перед ним стояла конкретная задача: поливать огурцы, помидоры и все, что посажено в землю его родителями. Но мальчишка на то и мальчишка: и со сверстниками мяч погонять хочется и в степь сгонять птичьи голоса послушать. А тут еще соседский Колька – его закадычный дружок – почему-то таинственно прошептал:
— К вечеру змея доклею, завтра с утра запускать буду. Пойдешь?
— Еще спрашиваешь. Заметано. И как-то нерешительно добавил:
— Коль, а, может, и друзей позовем?
— Давай. Теперь можно.
И вот это утро наступило. Пятеро мальчишек наперегонки бежали на свою любимую поляну. Ковыль росой охлаждал их разгоряченные ноги и было такое ощущение, что бегут они не по Стрелецкой степи, а по морскому мелководью.
… Змей легко взмыл навстречу небольшому ветру. Колька старательно сделал его огромный каркас из тонких дранок, снятых с большого листа фанеры, а вместо кальки (ее в сельмаге не оказалось) вклеил огромный лист черной бумаги.
Задрав головы, друзья наблюдали, как змей уверенно набирал высоту, а когда моток ниток закончился, завис над ними. При дуновении ветра змей немного отклонялся и были моменты, когда он закрывал собою солнце.
— Ну, прямо солнечное затмение, — не удержался Валька.
— Только короткое, — добавил Колька. — Зато даже стекла коптить не нужно…
Валька и не подозревал, что детство закончится так же быстро, как молоко в алюминиевой кружке, в которую он цедил его, неумело сжимая вымя коровы Ромашки – единственной и надежной кормилицы их семьи в то тяжелое послевоенное время. Ромашкой эту кормилицу назвал Валька за подобие большой белой ромашки на ее большой голове.
— Наша Ромашка – наша спасительница, — любила повторять мама, ласково похлопывая корову по бокам. – Иди, сынок, в степь, пусть попасется, травки пожует, слава Богу, ее там вдосталь.
И Валька шел. Всегда охотно. Степь притягивала к себе, как магнит. Много-травьем и опьяняющим запахом, какого, он был уверен, во всем мире не сыщешь. А еще стоголосым пением птиц. «Как в раю».
Однажды они с Ромашкой забрели в степь далеко от хутора. Надвигалась гроза. Насытившаяся кормилица ни в какую не хотела идти домой и демонстративно улеглась в ковыль. Что оставалось делать мальчишке? До грозы все равно не успеть вернуться, да и корову одну в степи не бросишь.
Дождь хлынул. Как из ведра. И Вальке ничего не оставалось, как лечь рядом с Ромашкой, прикрывшись от мокрых струй ее располневшим телом. Стало тепло и приятно. Благо, что он прихватил с собой старую отцовскую куртку, послужившей ему укрытием для ног. Он даже задремал.
Но что это? Его ухо, прижатое к боку Ромашки услышало, как гулко бьется ее большое сердце. Сквозь сон подумалось: « Не сказочный ли великан где то рядом бьет в большой бубен?»
Этот случай Валька запомнил на всю жизнь. А когда вспоминал, то другая, более осознанная мысль наполняла его сознание: так могло биться только сердце его Родины.
Хорошее всегда быстро кончается. Как ночь со сказочным сном, как сладкая манная каша с любовью сваренная мамой или нитки в катушке при поднятии змея.
…Мама умерла неожиданно. Присела на лавочку после работы в огороде и… все.
Первое большое горе в жизни Вальки. И его нужно было пережить. А справиться с этим ему помогала степь. Казалось, что она понимает его переживания и первые мальчишеские слезы, потому и успокаивала легким шепотом ковыля и завораживающим пением птиц, названия которых он не знал, да и не мог знать – их было несколько сотен. Но что его всегда поражало, так это майское цветение воронцов. Они горели алыми маками, и степь на глазах превращалась в огромное цветное и нежное покрывало, которое колыхалось от легкого дуновения ветра. Наблюдательный Валька отметил для себя такую закономерность: пик цветения воронцов всегда выпадал почему-то на День Победы. «Случайно ли это? — Думал он. — Или это совпадение?» Но ему, мальчишке, всегда казалось, что это солдаты, погибшие в разное время на поле боя, выбрасывают из-под земли знамена, приветствуя таким способом мир и весну.
Это ощущение усиливал свист байбаков, которые, стоя на задних лапках, складывали передние. «Как для молитвы».
О байбаках Валька знал все, или почти все. Перечитал много литературы и удивлялся: насколько это умные и трудолюбивые животные. Прорытые ими жилища достигают длиной 25 метров и глубиной до восьми с разветвлениями, иногда с несколькими выходами. Байбак – животное коллективное, так как строит подземные коммуникации исключительно для общения со своими собратьями. Они – часовые, охраняющие стадо. Заметив опасность, байбаки начинают громко свистеть, предупреждая о ней. И стадо, которое только что мирно паслось, мгновенно прячется в норы.
Из-за высокой ценности жира байбаков медики Тибета даже присвоили ему имя: «Лечащий сто болезней». Считается, что по своему действию жир байбака намного эффективнее барсучьего. Раны и ожоги, например, при его использовании заживают в два-три раза быстрее, не оставляя при этом шрамов.
А еще Валька где-то вычитал, что есть люди, которые сумели приручить этих умных и покладистых животных и теперь они – надежные сторожа их хозяйств.
И как-то сам по себе возник вопрос: « Почему степь называют Стрелецкой, а хутор, где он родился, Макаровым?»
И однажды, когда они вечером сидели на крыльце и отец неторопливо набивал свою трубку самосадом, Валька решился и задал ему вопрос, который начал мучить его.
– Знаешь, сынок, ты уже школу заканчиваешь, много знаешь, но я почему-то уверен, что то, что я тебе расскажу, в школьной программе нет. Вот послушай.
— Давно это было – еще в семнадцатом веке. Великого царя Петра первого разозлили постоянные набеги на русскую землю крымских татар с юга, а с юго-востока варягов астраханского ханства. Они нещадно грабили людей, брали в плен местное население и увозили в рабство. И тогда царь издал указ: земли между устьями Дона и Северского Донца отобрать у помещиков Павловых и отнести к царским владениям. Что и было сделано. А чтобы сохранить землю площадью боле тысячи гектаров царь приказал построить оборонительные заслоны и установить конные разъезды, которые назвали станицами. Как наша, например, Луганская. Кстати, она сегодня единственная в стране. С той лишь разницей, что если раньше носила название от слова «луг», то теперь именуется как «Луганская» — от имени областного центра. А вообще то, у нас, на Луганщине, очень много достопримечательных мест. Зачем далеко ходить? Немного севернее, в девяти километрах от степи, есть хутор Меловое, позже – поселок городского типа. Как и наш сегодня. И что интересно. Главная его улица носит название «Дружбы народов». Почему, спросишь? Все просто: четные дома относятся к России, а нечетные – к Украине. Иными словами, улица выполняет роль государственной границы.
В свое время газеты писали, что Государь ехал как-то в немецком вагоне, любовался красотой огромных степей и поражался безлюдностью мест, где могла бы расти рожь и пастись стада лошадей. И в конце восемнадцатого века казачий разъезд, двадцать лет охранявший дорогу, возвели в ранг станции Чертково. Туда потянулись переселенцы. Они и основали хутор Меловое, вплотную примкнувший к станции. Свое название хутор взял от массивных меловых залежей, «хвосты» которых выступали наружу на всех склонах, обрывах и балках.
Ты счастливый, Валька. Тебе все интересное еще предстоит узнать и каждый раз удивляться открытиям.
А Валька уселся поудобнее и старался не пропустить ни одного отцовского слова.
Отец набил трубку, затянулся, помолчал, а потом продолжил:
-Царь знал что делал. Строго по всем четырем частям света он открыл конные заводы. Казаки на конях объезжали степь, охраняя ее от набегов как с юга, так и с востока. Казаков называли стрельцами. Отсюда и название самой степи. Сначала «Стрелковая», а потом и «Стрелецкая». Ты, надеюсь, читал Льва Толстого «Анну Каренину» или любое другое его произведение или произведения Шолохова. Так вот в них часто упоминаются кареты, перевозившие не только людей, но и почту, так называемые, почтовые. А родословная их берет начало на наших конских заводах. Вот так то.
Кстати, Екатерина вторая, вступив на трон, запретила пахать Стрелецкую степь, дабы сохранить здесь природу первозданной. Сколько времени прошло, а указ царицы соблюдается и поныне. Потому здесь и зверья уникального много, и растений всяких, и птиц. Я читал где-то, что почти половина из них занесена в Красную книгу Европы. Тебе интересно, сынок?
-Еще бы! А почему ты мне об этом раньше не рассказывал?
-Да все как-то недосуг было. Да и ты раньше мальцом был и не запомнил бы ничего или не понял. А знаешь, Валька, я, честно говоря, и не заметил когда ты успел вырасти…
— Ну а почему хутор Макаровым зовут?
Отец выбил трубку о колоду для рубки дров, медленно стал набивать новую и, нахмурив густые брови, долго молчал.
Вальке даже показалось, что он либо забыл о его вопросе, либо он оказался для него слишком сложным.
Откашлявшись, отец заговорил.
-Почему Макаров, говоришь? Это особая и знаковая история. Макаров – это фамилия отца твоей матери, а значит твоего деда.
Валька был ошеломлен. Хотел что-то спросить, но поперхнулся: вопрос костью стал поперек горла, а отец сделал вид, что ничего не заметил и продолжал.
-Крепкий был мужик, настоящий казак и хозяин. По окончании срока воинской службы наградили его за преданность и верность Отечеству десятью гектарами земли — для обустройства жилища – постройки дома, конюшни, подсобных помещений и прочего. А в придачу дали еще пять гектаров, чтобы сад посадил.
Петр Михайлович Макаров – так звали твоего деда – развернул неслыханную деятельность. Дарованную землю застроил, начал высаживать фруктовый сад. К нему потянулись бывшие сослуживцы, друзья, родственники. Так и родился хутор. Макаров хутор.
Валька был потрясен услышанным. Рядом с ним жила легенда, а он о ней ни слухом, ни духом. И, сам не зная почему, вдруг робко спросил:
— А дед верующим был?
— Конечно. Крестился, как все – правой, хотя и левшой значился. А тебе зачем это?
— Да так. Мыслишка одна есть…
…Ночью Валька долго не мог уснуть. Ему чудился топот боевых коней, мелькали перед глазами стрелки с колчанами через плечо, свист стрел, отряд красноармейцев во главе с Буденным на лихом коне и, конечно же, дед Петр – большой, сильный и почему-то с густой седой бородой. Как у Льва Николаевича Толстого на портрете в школьной библиотеке. Вальке показалось, что дед подмигнул ему и он, уже сквозь сон, услышал его густой бас: «Все хорошо будет, внучек. Плохо только, что помолиться Богу негде. Вся надежда на тебя…» А Валька во сне отвечает ему: «Я о вас, дедушка, буду в школе детям рассказывать. В педагогический поеду поступать…»
Неразлучная «пятерка» хуторских мальчишек во главе с их заводилой Колькой решила вся податься в Луганский педагогический институт. После школы, конечно. Почему в педагогический? Задай этот вопрос каждому из них, вряд ли бы кто ответил что-то вразумительное. Может быть, на решение ребят повлияло кино? В то время на хуторе в кинотеатре одни и те же фильмы крутили по нескольку месяцев. Последней кинолентой была «Педагогическая поэма», которую они знали наизусть. И мальчишки полушутя, полу-всерьез называли себя «макаренцами». Вся «шпана» округи старалась обходить их стороной: их боялись и уважали за то, что и старикам, если надо, помогут, и обиженных защитить сумеют.
До института оставалось совсем немного – экзамены на аттестат зрелости и два месяца на подготовку для поступления.
После смерти мамы Валька сразу повзрослел. Теперь он сам готовил завтраки и обеды себе и отцу, вычищал конюшню и «выгуливал» Ромашку на любимое пастбище. Все бы ничего, если бы однажды отец не привел в дом чужую женщину и сказал, как приказал:
— Ее зовут Лидия Петровна. Она будет жить с нами и заменит тебе мать.
— Никогда! В гневе выкрикнул Валька и сбежал из дома. Благо, что старшая сестра приютила.
Это было второе большое горе в жизни Вальки. Он не мог и не хотел простить и понять отца. А его решение посчитал изменой матери.
Юная, чистая и легко ранимая душа не терпит компромиссов. Ей чужды любые убеждения, объяснения и доводы. Ей важен сам факт предательства. Таковой была тогда его позиция. Позже, со временем, он изменит свою точку зрения. Но это будет позже.
…Набитый до отказа троллейбус медленно шел по улицам Луганска. «Макаренцы» протискивались между недовольными пассажирами поближе к выходу, чтобы не проехать нужную им остановку рядом с педагогическим институтом. Но получилось так, что ребята успели выйти, а Валька, притиснутый к спинке сидения довольно крупным дядей с корзиной, перекрывающей проход, выйти не сумел. Пришлось проехать еще пару остановок. Следующей была проходная завода и активные «попутчики» буквально вынесли Вальку на улицу.Толпа быстро растворилась и он, раздосадованный, ругая себя за нерасторопность, пошел вдоль троллейбусной линии, размышляя, что делать дальше. Он даже адрес института не знал – всем командовал их вожак Колька.
И тут его внимание привлекло своей необычной архитектурой небольшое двухэтажное здание: перед входом, как часовые, стояли две колонны, арку над которыми руками поддерживали Атланты. Он видел подобные фотографии в книгах и журналах, а тут, как говорится, живьем. Сразу было видно, что это какое-то учреждение. Об этом говорила и вывеска на стене.Подошел поближе и прочел; «Луганский строительный техникум».Дверь неожиданно и резко распахнулась и из нее буквально вывалилась шумная толпа ребят с радостными возгласами: «Завтра в колхоз едем! Помогать селу!»
Что это были его ровесники, Валька заметил сразу, но его удивило, что среди ребят было несколько девушек. «А им то что делать здесь?» — подумал и тут же забыл.Робко зашел в фойе. На стенах висело много информации для поступающих. Еще больше – фотографий. А над ними надпись: «Все это построено руками выпускников нашего техникума».
Он смотрел фото, как смотрят диафильмы, проворачивая ручку фильмоскопа то вперед, то назад. И все чаще взгляд его останавливался на небольшой церквушке, приютившейся между жилыми домами и потому казалось, что она зажата многоэтажками. И невольно всплыли в памяти слова деда, сказанные ему во сне: «Все хорошо будет, внучек. Плохо только, что помолиться Богу негде. Вся надежда на тебя…»
А когда Валька узнал, что поступившим предоставляется общежитие, вопрос, как говорится, был снят: уж очень не хотелось ему возвращаться в свой хутор, быть обузой сестре, да и отца он тогда еще не простил.
Дальше все пошло так, как и должно было пойти.
После окончания строительного техникума Валька, как и большинство его сверстников, был призван в ряды советской армии. Служба прошла на Камчатке. После службы – на всю оставшуюся жизнь, Сельстрой, ставший ему вторым домом.
Привыкший каждый предстоящий трудовой день раскладывать «по полочкам», он никогда не оставлял начатое на «потом». С детства познав тягость и радость труда, Валька воспитал в себе обостренное чувство ответственности, обязательность слова и честность по отношению к кому бы то ни было — подчиненному, коллеге или начальству.
К нему относились уважительно за обаяние и доброжелательность, за рационализм, рассудительность и умение принимать нестандартные, но верные решения.
И вот уже он не просто Валька, а Валентин Михайлович Проценко, не просто бригадир, а управляющий крупнейшего строительного треста, депутат областного совета. Теперь невозможно представить область без него, она его жизнь. Жизнь, какую нужно пройти не парадным шагом, не в хвосте, а в авангарде. Как бы ни был тяжел труд, он становится радостью, счастьем, преображает все вокруг. Есть у него и самая главная стройка жизни – воздвигнутый внутри себя прочный и прекрасный храм любви к своему делу.
Важно топают малыши Старобельска – построен новый детсад, стайкой пробегают Новопсковские школьники – новая школа, улыбающиеся новоселы – сданы десятки тысяч квадратных метров жилья. Это праздничное действо на селе предполагает участие в нем каждого. Приближается хлебная осень и кажется, что каждый построенный Сельстроем элеватор уже пахнет свежим зерном, душистым хлебом нового урожая.
Лучшим барометром для проверки отношения к себе окружающих он считал публичное выступление перед многочисленной аудиторией. И это нашло свое подтверждение.
Ему поручили выступить перед активом области. Большой актовый зал вмещал без малого 900 человек. И он был забит до отказа. Выступление молодого управляющего трестом по списку значилось пятым. Естественно, он волновался. И подогревал это волнение тот факт, что предыдущих ораторов практически никто не слушал: пусть и шепотом, но шли кулуарные разговоры далеко не на темы строительства.
Когда к трибуне подошел Валентин Михайлович, зал притих.Авторитет его не случаен, потому что этот человек щедро тратит на свою профессию данный ему природный талант верности. О его неординарном мышлении и смелости взглядов и убеждений многие знали понаслышке и было любопытно, что скажет он им – и убеленным сединой ветеранам, и амбициозным молодым, которые, как им казалось, уже «схватили Бога за бороду»?
Валька начал просто и естественно. С вопроса, который задал сам себе, и на него же сам и ответил. Он говорил настолько убедительно и честно, что почувствовал; его не только слушают, но и слышат.
Потом была масса вопросов, на каждый из которых он дал обстоятельный и аргументированный ответ.
Зал взорвался аплодисментами.
Если счастье можно было бы разделить на несколько частей, то в тот день его кусочек по праву достался Вальке.
Второй кусочек – это встреча с Тамарой – девушкой его мечты, в которую он влюбился с первого взгляда. Она ответила взаимностью и стала неотъемлемой частью его беспокойной жизни. А третий – это рождение сына.
Большой и сильный человек, принимая в роддоме из рук нянечки крохотный синий пакет, впервые испугался: «Удержу ли? Не сделаю ему больно?»
И он удержал. Более того, вырастил себе достойного преемника самой мирной профессии на земле.
Легенды никогда не рождаются сами по себе. Чаще всего – это плод сильного воображения, неукротимого стремления выдать желаемое за действительность, но чаще всего главную роль в их появлении играет счастливый случай. Так или иначе, но они, легенды, со временем часто материализуются в сознании людей и продолжают жить веками. Вот одна из них.
…По преданию в Станично-Луганском районе есть святая земля – Киселева балка. Назвали ее так в честь лесника Киселева. Там по преданию в 1720 году случилось прозрение слепого мальчика из села Чугинка. Тогда же было первое явление Божьей Матери. Семилетнему слепому мальчику приснился вещий сон, и он попросил родителей спуститься с ним в балку, куда до этого не ступала нога человека. Между корнями растущих в балке пяти дубов, надо было выкопать яму, и когда покажется в ней вода, умыться. Родители сделали все, как просил их сын и чудо исцеления свершилось — мальчик прозрел. В 1924 г. 200 паломников, будучи у источника, увидели в небе образ Божьей Матери, а растущее в балке дерево осветилось. Позже сюда начали приходить около двух тысяч паломников в день. Это вызвало недовольство местной власти и паломничество запретили. Явление Божьей Матери было и в страшном 1937 году. В 1991-1993 годах молящимся здесь монахам Богородица явилась с покровом и предрекла, что в ее честь на этом месте будет воздвигнут храм. Так и случилось.
Добрые вести быстрее ветра облетают мир. Хотя бы потому, что они добрые. А людям всегда хочется как можно больше тепла, понимания, доверия и веры. В хорошее и счастливое.
Вода в этих источниках и пресная, и горькая, и кислая. Но главное — она лечит! Каждому по вере, говорит настоятель местного храма отец Михаил.
Великий Аристотель однажды сказал: «Жить – значит делать вещи, а не приобретать их». Настало и Валькино время выполнить давно задуманное.
По его идее сотрудники института проектирования и строительства сделали рабочие чертежи будущего храма – того самого, который стоит сегодня на границе с Россией, недалеко от родника, паломничество к которому не прекращается круглый год.
…Издалека заметив машину управляющего трестом, священник отец Михаил всегда выходит первым встретить желанного гостя – Валентина Михайловича, чей дед был родоначальником Макарова хутора, а его внук – строителем храма.
Величаво шумит степь, словно морские волны танцует на ветру серебристый ковыль, пряный аромат многотравья приятно кружит голову, стоголосый птичий хор завораживающее исполняет свою партию и кажется, что звучит вечная симфония любви и жизни.
ЭПИЛОГ
Прошло много лет.
— Присаживайтесь, молодой человек. – Хозяин кабинета – сравнительно тоже молодой, жестом указал Александру на стул. – В ногах правды нет.
Александр присел, а на кончике языка вертелся язвительный вопрос: « А в том, на чем сидишь, есть правда?»
Но он промолчал, памятуя, что начальник РСУ — обладатель кабинета – в недавнем прошлом воспитанник его отца, а ему очень не хотелось, чтобы тот узнал, что он, помимо его воли, решил устроиться на работу сам, без протекций.
— Валентин Михайлович случайно не ваш родственник?
— Даже не однофамилец, — отшутился Саша. А кто это?
— Это легендарный человек. С большой буквы, как принято говорить.
И добавил:
— Поработаете у нас – узнаете о нем больше. Так что вам повезло с фамилией. Гордитесь ею. Удачи.
Так Александр сделал свой первый шаг на дорогу, которой его отец посвятил всю свою жизнь. И утешал себя мыслью « Узнает – не убьет же…» В бригаде, куда зачислили Сашу, работало шестеро ребят. Бригаду называли не иначе, как интернациональной. И это было правдой. Азербайджанец, русский, украинец, татарин, грузин и еврей. Узнав откуда Саша родом, кто-то из ребят воскликнул:
— А теперь среди нас еще и казак есть! Почти донской. Так что комплект. Великолепная семерка. Здорово!
Ребята были дружные, трудолюбивые и Александр сразу вписался в их коллектив. Работалось легко и, главное – он почувствовал вкус к профессии строителя. Видимо, сработали гены.
А отцу было не до его внутреннего мира. Должность управляющего трестом обязывала ко многому. Бывало на ходу спросит:
— Как дела, сын? Учишься?
Услышав краткое: « Все в порядке, отец», уезжал на работу ни свет, ни заря, а возвращался домой ближе к ночи. В семье к этому уже все привыкли.
Александра в бригаде любили и уважали. За открытый характер, незлобивость, тонкий юмор и рассудительность. За глаза поговаривали: « Голова! Что значит в институте учится…»
«Любовь – это огонь, зажигающий душу». Характерно, что эти прекрасные слова принадлежат великому мыслителю эпохи Возрождения Джордано Бруно, тому самому, которого инквизиция сожгла на костре. А еще философы утверждают, что в этой жизни все повторяется. Точнее, все идет по так называемой «эвклидовой спирали».
Как когда-то его отец проехал остановку, которая могла привести его на педагогическую стезю, так и Александр, задремав после вечерних занятий, проехал нужную ему, чтобы встретить счастье.
Он уже подошел к открытой двери троллейбуса, но тут навстречу ему на ступеньку шагнула она – фея, спустившаяся с небес, чтобы зайти именно в этот троллейбус. Он галантно протянул ей свою руку и ее тоненькие пальчики утонули в его большой ладони.
— Прошу, сударыня, — Александр почувствовал, как лихорадочно забилось его сердце.
— Мерси, синьор, — и белоснежная улыбка ослепила его.
Она не выдернула свою руку и ее ладонь продолжала доверчиво лежать в его ладони. Он держал ее так, как в детстве птенцов, боясь причинить им боль. И почти шепотом выдохнул по слогам:
— А-лек-сандр.
Фея изумленно подняла на него глаза цвета спелой вишни, он тут же утонул в них, а она, подражая ему, тоже почти шепотом сказала:
— А-лек-сандра.
И они оба рассмеялись. А потом, не размыкая рук, шли по городу, чувствуя, что наконец-то нашли друг друга.
Воистину, счастье – это та фамильная драгоценность, которая передается по наследству.
